Блог «Обзор филантропии в Китае»

Недавно увидел свет аналитический отчет Philanthropy in China («Филантропия в Китае»), подготовленный Asian Venture Philanthropy Network (AVPN) при поддержке The Rockefeller Foundation и анализирующий состояние филантропии в современном Китае.

Как и в России, филантропия в Китае развивается быстрыми темпами. Переломным годом можно назвать 2008 – год проведения Олимпийских игр в Китае и сильнейшего землетрясения в провинции Сычуань. Два очень разных повода, но именно они сыграли ключевую роль в 35-кратном росте пожертвований в некоммерческий сектор с 440 млн. дол. США в 2007 году до 16,1 млрд. дол. США в 2008 году.  Дело в том, что благодаря Олимпиаде Китай серьезно укрепил свои позиции на мировой арене, а сильнейшая за предшествовавшие 25 лет катастрофа способствовала мобилизации общественных ресурсов. В 2017 году общий объем пожертвований в НКО составил уже 23,4 млрд. дол. США. Пока это небольшая доля в ВВП (0,2%), но темпы прироста пожертвований стабильно превышают темпы прироста ВВП за последние годы.  

Доминирующую роль здесь играют корпорации и корпоративные фонды, их вклад в общий объем пожертвований составил 14,2 млрд. дол. США или 65% в 2016 году. Половина из них – частный бизнес, далее следуют государственные корпорации. Отдельно выделяют корпорации, зарегистрированные на Тайване, в Гонконге и Макао, а также зарубежные бизнесы. Внушительная доля корпоративных пожертвований объясняется, в том числе, растущим давлением на бизнес в отношении их вклада в создание социальных изменений. Помимо этого, сказывается положительное влияние налоговых стимулов. Налоговый вычет на пожертвования может составлять до 12% от годовой прибыли при корпоративном налоге на прибыль в 25%. Среди направлений поддержки 75 крупнейших корпоративных фондов лидируют образование, борьба с бедностью, помощь в случае стихийных бедствий и катастроф, экология, здравоохранение. Для сравнения, в России среди направлений поддержки ведущих корпораций лидируют образование, социальная работа, развитие местных сообществ и экология. По состоянию на 2016 год в Китае было зарегистрировано 1 002 корпоративных фонда. В России точных данных по количеству корпоративных фондов нет, но их количество навряд ли превысит несколько десятков.

На втором месте – индивидуальные пожертвования, в том числе крупные частные пожертвования. В том же 2016 году они составляли порядка 4 млрд. дол. США или 21%. Из свежих данных 2018 года видно, что топ-100 китайских филантропов пожертвовали 3,3 млрд. дол. США в благотворительные организации и образовательные институты. А согласно Annual Report on China’s Philanthropy Development 12 ведущих фандрайзинговых платформ в Китае помогли привлечь ок. 387 млн. дол. США в 2017 году. Интересно, что в отличие от бизнеса крупные филантропы гораздо активнее поддерживают образовательные проекты, на них приходится 41% их пожертвований против 25% у корпораций. Во многом это связано с тем, что большинство состоятельных людей предпочитают поддерживать свои альма-матер, и объемы такой поддержки очень серьезные. Средства направляются преимущественно на развитие университетских мощностей, строительство библиотек, исследовательских лабораторий и на стипендии. И наоборот, экология совсем не представлена в приоритетных направлениях поддержки у филантропов.

Сравним с нами (2016-2017 гг.)

Невероятно любопытно сравнить эти показатели. Во-первых, в глаза бросается разница в объеме массовых пожертвований более чем в 5 раз в пользу России при 10-кратной разнице в размере населения в пользу Китая. Даже учитывая приблизительный характер оценки, разрыв действительно впечатляет. Если отталкиваться от данных CAF World Giving Index 2018, только 14% населения Китая старше 15 лет (ок. 83% от общего населения) осуществляет пожертвования в НКО. Несложно посчитать, что средний размер этих пожертвований составляет менее 2,5 дол. США в год.

Если посмотреть на разрыв в объеме корпоративных пожертвований, то он вполне объясняется похожей разнице в объеме экономик и представляется вполне логичным.

Что касается крупных частных пожертвований, здесь разница тоже кажется вполне оправданной. При том, что информация о пожертвованиях российских владельцев капиталов непрозрачна, приблизительна и вполне может варьироваться как в ту, так и в другую сторону.  К слову, в 2018 году в Китае насчитывалось 819 долларовых миллиардеров, в России же, согласно ежегодному рейтингу Forbes «200 богатейших бизнесменов» их было 106 в 2018 году (в 2019 году – 100).

При этом если механизмы осуществления корпоративных и массовых пожертвований в России и в Китае относительно стандартные, то в случае с крупными частными пожертвованиями Китай идет на голову впереди России. Большинство владельцев капиталов распределяют средства на благотворительность через четыре основных канала: собственные фонды, благотворительные трасты, специальные фонды на сторонних платформах, именные фонды (DAF - donor-advised fund) и прямые пожертвования в некоммерческие организации.

Интересно, что благотворительные трасты появились в 1996 году, а к 2018 было зарегистрировано 105 таких трастов с общим объемом средств 239 млрд. дол. США, и эксперты отмечают, что это очень слабые показатели. Основная причина – отсутствие налоговой политики по стимулированию развития этого механизма. В то же время специальные фонды, создаваемые под «шапкой» государственных или просто очень известных фондов, пользуются популярностью. Они позволяют филантропам не только получать налоговые льготы, но и снижать риск благодаря тому, что за использование средств отвечает профессиональная команда. В случае с государственными фондами это еще и дополнительные бонусы в виде хороших отношений с государством.  

Именные фонды появились в Китае лишь в 2017 году благодаря вкладу Social Venture Group в развитие этого механизма. Первые два именных семейных фонда учредил фонд Bejing Yongyuan Foundation на сумму 1,5 млн. дол. США. В отличие от специальных фондов именные фонды не ограничивают использование средств только в пользу одной организации, филантропы могут выбирать разные проекты и организации. Кроме этого именными фондами может управлять третья сторона – инвестиционная компания, а специальные фонды полностью контролируются и управляются самой некоммерческой организацией. Как и в случае с благотворительными трастами, развитие именных фондов зависит от скорости и качества стимулирующих налоговых реформ.

Самый понятный инструмент – это, конечно, частный благотворительный фонд. Всего на 2017 год в Китае было зарегистрировано 6 322 благотворительных фонда, которые по китайским законам делятся на публичные фандрайзинговые фонды (32%) и непубличные фандрайзинговые фонды (68%). Но главное различие не в этом. А в том, что, по экспертным оценкам, только 1% всех фондов являются грантодающими, все остальные – операционные фонды, самостоятельно реализующие собственные проекты. Прежде всего это свидетельствует о низком уровне доверия к некоммерческим организациями и сомнении в их реальной эффективности. Для сравнения: в США 92% всех фондов являются грантодающими. Ключевые направления, на которые частными фондами направляется больше всего средств, - это образование, борьба с бедностью, здоровье и благополучие человека, устойчивые города и сообщества. По данным Минюста РФ, в России зарегистрировано больше 11 тысяч организаций с организационно-правовой формой «фонд». Точное количество частных благотворительных фондов неизвестно, но интерес к частной благотворительности растет, о чем свидетельствует, например, первый рейтинг Forbes «20 лучших благотворительных фондов богатейших бизнесменов России».

Инфраструктура китайской благотворительности, или экосистема поддержки сектора, находится в стадии своего формирования. Она представлена фондами, инкубаторами и акселераторами, государственными органами, финансовыми институтами, сетевыми организациями, зарубежными неправительственными организациями, академическими институтами и аналитическими центрами. Но, как и в развитых странах мира, инфраструктура в Китае испытывает нехватку инвестиций, и ее развитие идет с отставанием в сравнении с общим ростом некоммерческого сектора. На это накладывается нехватка надежных данных о работе отрасли в целом и по отдельным направлениям. Кстати, это называется одной из причин, по которым фонды делают выбор в пользу операционной, а не грантодающей модели. Тем не менее, Правительство Китая предпринимает определенные инициативы по изменению ситуации. Например, закон о благотворительности 2016 года, направленный на формализацию и профессионализацию благотворительного сектора. Закон устанавливает критерии для получения социально-ориентированной организацией статуса благотворительной, задает рамку для развития благотворительных трастов, хотя отсутствие стимулирующей налоговой политики по-прежнему является основным барьером. В 2018 году были приняты дополнения к закону, обязывающие все благотворительные организации раскрывать определенную информацию о себе и своей деятельности, включая финансовые показатели, данные о своих проектах и фандрайзинговых активностях.

К ключевым трендам и возможностям развития китайского некоммерческого сектора можно отнести следующие:

- Формализация и профессионализация отрасли. Новое законодательство является частью общей политики по созданию стандартов отрасли. Возникает потребность в профессиональных сервис-провайдерах и посредниках, способных делать работу сектора более эффективной.

- Финансирование ранее непопулярных направлений. Например, развитие и поддержка молодежи, как ни удивительно, только возникает как фокус у профессиональных доноров. Защита экологии и борьба с изменениями климата тоже постепенно набирает обороты. И даже инвестиции в инфраструктуру сектора медленно, но верно увеличиваются.

- Создание устойчивых финансовых моделей и масштабирование. Муниципальные органы власти все чаще поддерживают НКО и социальных предпринимателей не через грантовую схему, а через модель НКО как поставщиков социальных услуг. Многие фонды экспериментируют с новыми инструментами социальных инвестиций, такими как беспроцентные ссуды или покупка доли в социальном предприятии. Увеличивается количество бизнесов, нацеленных и на устойчивую бизнес-модель, и на положительный социальный эффект.

- Движение за пределы Китая. Это движение нельзя назвать массовым, но уже есть несколько прецедентов, когда организации начинают международную деятельность. Как правило, это китайские корпорации. В качестве примера можно привести Fosun Group, крупный конгломерат и и инвестиционную компанию, владеющую бизнесами Club Med и Thomas Cook. Они участвуют в программах в области здравоохранения, образования, молодежного предпринимательства на рынках своего присутствия, включая США и Европу. Или филантроп г-н Чен, возглавляющий Shanda Group, который вместе со своей супругой передал 115 млн. дол. США на создание Института нейронаук при Калифорнийском технологическом институте.

- Революционное развитие технологий. Как и везде в мире, современные технологии снижают барьеры для осуществления филантропической деятельности. Как упоминалось выше, краудфандинговые платформы привлекают уже почти 400 млн. дол. США в год. Происходит геймификация участия в благотворительности, создаются креативные решения, работающие на вовлечение массовых доноров.

Одновременно перед сектором стоит ряд вызовов, которые только предстоит преодолеть и которые часто тесно взаимосвязаны с трендами и возможностями. Это и развитие инфраструктуры отрасли, и приход грантодающей модели на смену операционной, и формирование партнерств с прогрессивными китайскими компаниями, которые могут стать источником ценных ресурсов и выступить мостом между Китаем и остальным миром. И, несомненно, это развитие человеческого капитала, поскольку сектору остро необходимы профессионалы и лидеры будущих поколений.

В целом этот краткий экскурс в современную китайскую филантропию демонстрирует, что российский и китайский сектор идут примерно в ногу, где-то опережая другую сторону, где-то находясь в догоняющей позиции. По уровню развития и зрелости это вполне сопоставимые индустрии. Об этом можно судить не только по количественным показателям, но и по многим схожим вызовам, которые стоят перед некоммерческим сектором в России и в Китае. С одной стороны, это означает, что изучение опыта друг друга, безусловно, может способствовать более быстрой и эффективной реализации тех или иных инноваций. С другой стороны, обеим странам необходимы новые импульсы для развития, и часто эти импульсы можно найти только за пределами сообщества равных.